Не
каждый подлец — антисемит.
Но
каждый антисемит — подлец.
Лион
Фейхтвангер
Со вторым томом своего эпохального труда “200
лет вместе” Александр Исаевич не торопился. Ему-то что, ему торопиться некуда.
А вот мы извелись. Нет, не насчет содержания — тут у нас особых иллюзий не
было. Но может, думалось, Великий Писатель Земли Русской (ВПЗР) не всегда
слушает одних только блюдолизов. Может, он иногда и к критическим замечаниям
снисходит...
Дудки. Те самые, медные. Давно уже г-н
Солженицын слушает и слышит только их.
Ну что ж. Ему, ВПЗРу, уже ничем, конечно, не
поможешь. Но вот для нас-то еще не все потеряно. Мы еще в состоянии отличить
ложь от лжи. Ложь во спасение — от лжи злонамеренной и потому особенно
отвратительной.
— Да вы поймите, — кипятилась Варвара, поднося
к носу камергера газетный лист. — Вот статья. Видите? “Среди торосов и
айсбергов”.
— Айсберги, — говорил Митрич насмешливо. — Это
мы понять можем. Десять лет как жизни нет. Всё Айсберги, Вайсберги, Айзенберги,
всякие там Рабиновичи...
И.Ильф, Е.Петров. “Золотой теленок”
Экс-камергер Митрич высказал сию примечательную
мысль году эдак в 1927-м. К аналогичному выводу пришел и Александр Солженицын —
правда, значительно позже: на пороге XXI столетия. Собственно, его эпохальный труд
следовало бы назвать, перефразировав понятливого Митрича, “200 лет как жизни
нет”. Это и есть главная мысль автора в его двухтомном “исследовании новейшей
русской истории” — о двух столетиях совместной жизни русских и евреев в
Государстве Российском.
Правда, в первом томе ВПЗР (Великий Писатель
Земли Русской) еще пытался сохранить некоторую видимость исторического
наукообразия. Ему это удалось в той мере, в какой нам, “образованщине”, лень
было лезть в архивные первоисточники и уличать глубокоуважаемого Александра
Исаевича в передергивании, а то и в откровенной лжи. Кроме того, до февраля
1917 года (первый том заканчивается перед тем памятным февралем), по мнению
А.И., “Айсберги, Вайсберги, Айзенберги и прочие Рабиновичи” хоть и пакостили
России по мере сил и возможностей, но вот возможностей этих у них было не
слишком много, потому как во власть они к тому времени пролезть еще не успели.
Во втором томе “исследования”, начинающемся
февралем 17-го, автор уже не претендует на научность своего опуса. Понятно
почему: события не столь уж давние, документов и свидетельств — множество, а
кое-кто даже еще что-то помнит. Поэтому во втором томе Солженицын — публицист.
Причем публицист не только скучный (по выражению Татьяны Толстой), но и лживый.
Доказать это не слишком сложно. Однако никому
не хочется этим заниматься. Одних смущает титул “живого классика”, которым
кто-то наградил А.И. (“классик” не возражал). Другим — противно.
Преодолеем брезгливость, полистаем второй том
солженицынской публицистики.
ВПЗР и 1917 год
Хорошо известно, что произошло в феврале 17-го.
Коротко говоря — “царя скинули”. Солженицын считает, что хотя “Февральская
революция была совершена русскими руками”, но совершена “русским неразумием”.
Согласно “живому классику”, им, русским, была несвойственна “абсолютная
непримиримость к русской исторической власти, на которую у русских достаточного
повода не было, а у евреев был”. Оказывается, русская интеллигенция усвоила
“еврейский взгляд” на самодержавие, в результате “непримиримость победила
умеренность”.
Умеренность?
В 1902 году Лев Толстой писал Николаю II:
“Самодержавие есть форма правления отжившая,
могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в Центральной Африке,
отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа. И потому
поддерживать эту форму правления можно только, как это и делается теперь,
посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней,
религиозных гонений, запрещения книг и газет и вообще всякого рода дурных и
жестоких дел”.
Может быть, Лев Николаевич усвоил “еврейский
взгляд” на самодержавие? Впрочем, это всего лишь Толстой. Что с него взять?
“Образованщина”.
Но вот — свидетельство черносотенца и
провокатора Шульгина. Солженицын этого господина очень любит, в том числе и
цитировать. Впрочем, вот этой цитаты мы у А.И. не найдем:
“Пулеметов — вот чего мне хотелось. Ибо я
чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он,
свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного
зверя. Увы — этот зверь был... его величество русский народ”.
Ну, хорошо. Пусть не Толстой, и даже не
Шульгин. Современный российский историк Боханов, явно симпатизирующий монархии,
в книге “Распутин” пишет:
“Ненависть так быстро овладевала душами людей,
что оторопь брала. Один старик в Новгородской губернии публично высказался так:
“Из бывшего царя надо было кожу по одному ремню тянуть”. Услыхав подобное,
потрясенный Василий Розанов воскликнул: “И что ему царь сделал, этому
серьезному мужичку?”
Умеренность...
В 1924 году в Берлине вышел сборник статей
“Россия и евреи”. Его авторы — “лица еврейской национальности”, сражавшиеся
против большевиков в рядах белых армий, — заслужили похвалу Солженицына. Он с
удовольствием цитирует этих евреев. Ему нравятся высказывания авторов
(повторенные затем легионом антисемитов) о том, что русский человек видит
теперь еврея и во главе Петрограда (Зиновьев), и во главе Москвы (Каменев), и
во главе Красной Армии (Троцкий). Солженицыну эти банальные “аргументы” столь
приятны, что он дает сборнику следующую оценку: “Немногие авторы — еврейские
или русские — видели столь далеко вперед”.
Между тем о революции 1917 года в сборнике
сказано вот что:
“Не нами вызванная, не нами и осуществленная...
Погубили Россию не евреи, а правящие круги русского общества. Те русские люди,
которые отрицают ответственность русского народа за события последних шести лет
(сборник, напомню, вышел в 1924 году. — М.Д.), отказываются от своей
собственной истории и культуры, они превращают весь русский народ из творца
жизни в ее раба”.
Этой цитаты мы у Солженицына не найдем. Она ему
не нужна. Дело в том, что у “живого классика” совсем другая задача. В бурных
событиях февраля—октября 1917 года он приписывает евреям роль “идейных
вдохновителей”. Дескать, все это время страной управляло “жесткое теневое
правительство, лишившее либеральное Временное правительство всякой реальной
власти”. В этом “теневом правительстве” доминировали “евреи-социалисты”, ширмой
которым был “десяток солдат, вполне показных и придурковатых”. Что же это за
“теневое правительство”? Солженицын, явно под впечатлением знаменитого в
советскую эпоху фильма “Ленин в октябре”, объясняет: это был “властный и
замкнутый Исполнительный Комитет Петроградского Совета, затем, после июля, и
перенявший от него всероссийское значение Центральный Исполнительный Комитет
(ЦИК), — и вот они-то и были подлинные направители России”.
Так ли? Истинный русский патриот, доказавший
это всей своей жизнью, генерал Деникин в книге “Очерки русской смуты” писал, не
пытаясь свалить ответственность за трагические события 17-го года на инородцев:
“Совет (позднее и Всероссийский Центральный
Комитет) не мог и не хотел оказывать в полной мере хотя бы сдерживающего
влияния на народную стихию, вырвавшуюся из оков, мятущуюся и бушующую. Всё
значение, влияние и авторитет Совета находились в строгой зависимости от
степени потворствования инстинктам народных масс. И сколько-нибудь твердое и
решительное противодействие их давлению грозило смести бытие Совета”.
Стыдно напоминать “великому историку” азбучные
истины. О том, что после Февральской революции в России установилось
двоевластие. Что Временное правительство играло ключевую роль в управлении
страной, а с июля, когда Керенский сменил князя Львова на посту Председателя,
оно стало единовластным. Советы — вторая власть! — превратились в “фиговый
листок контрреволюции”, стали “бессильны и беспомощны” (выражения весьма
компетентного участника тех событий, г-на Ульянова-Ленина). Конечно же,
Александр Исаевич — человек тоже осведомленный. Он прекрасно знает, что весной
1917 года Петросовет возглавлял Чхеидзе (грузин), а его заместителями были
Скобелев и тот самый Керенский (оба русские). А наиболее влиятельным членом
Петросовета был Суханов (чистокровный русский, пристрастностью Солженицына
записанный в евреи). Тот же Чхеидзе позже возглавил ВЦИК, в котором
летом-осенью 17-го евреи составляли 22%. Почти все они были меньшевиками и
эсерами, поддерживали Временное правительство, а к большевикам относились
отнюдь не благостно. В общем же — среди трехсот главных актеров политического
театра России 1917 года было 43 еврея, причем большая их часть, 27 человек,
большевиков, мягко говоря, недолюбливали, а Октябрьскую революцию не приняли
вовсе.
Все это, повторяю, Солженицыну известно. Но —
не нужно. Потому что противоречит его задаче.
Правда, нехотя и сквозь зубы А.И. признает:
“Дело тут не в национальном происхождении Суханова и других — а именно в
без-национальном, в антирусском и антиконсервативном их настроении”. Даже
“либеральное Временное правительство — при вполне русском составе его” не
имело, по мнению Солженицына, “русского мирочувствия. Никогда ни одной русской
национальной ноты не прозвучало у русского министра и историка Милюкова. Но — и
“главную фигуру революции”, Керенского, в национальном духе тоже не уличишь.
Зато — постоянная настороженная ощетиненность против всяких вообще
консервативных кругов, и тем более русских национальных”.
Милюков, сторонник конституционной монархии и
лидер партии кадетов, в марте 17-го буквально умолял великого князя Михаила,
брата Николая II, принять корону. Уж если от него не прозвучало
“ни одной русской национальной ноты”, то все прочие, ясное дело, — враги
России, “пена интернациональная”. Единственный человек той поры, заслуживший
одобрительные слова Солженицына, — “солдат-генерал Корнилов”. Тот самый, что в
августе 17-го года намеревался установить в России военную диктатуру.
А мы-то на протяжении многих лет полагали
“живого классика” борцом с тоталитарной властью. Ошибались.
Любопытная деталь. Главное, за что достается от
Солженицына Временному правительству, — за “потерю чувства национального
самосохранения”. По мнению А.И., потеря сия заключалась в стремлении Временного
правительства “к военной победе во что бы то ни стало! к верности союзникам!”
(после Февральской революции Россия в союзе с Англией и Францией продолжала
войну против Германии). Тут, считает А.И., имел место гибельный “перекос”: “О
последствиях дальнейшей войны для России — и заботы нет”.
Очень хочется согласиться с Солженицыным.
Действительно: Временное правительство не смогло вывести Россию из войны. Это в
конечном итоге его и погубило. Но кто же тогда главный носитель “национального
духа”? Кто же предлагал спасительное для России решение? В русской политической
элите 1917 года был лишь один человек, заявлявший: “Немедленно вывести Россию
из войны во что бы то ни стало!” И лишь одна партия, призывавшая к тому же. Это
были Ленин и большевики.
Уж не большевик ли г-н Солженицын?
ВПЗР и советская власть
Как-то Александр Исаевич назвал Октябрьскую
революцию “ленинско-еврейской”. В книге он таких вольностей себе не позволяет.
Напротив, декларирует: “Этой книгой я хочу протянуть рукопожатие
взаимопонимания — на всё наше будущее”.
“Протянуть рукопожатие” — это бы еще полбеды.
Гораздо хуже, что в протянутой Солженицыным руке временами отчетливо видна
дубина, а временами — топор.
Об установившемся в 1917 году режиме он пишет:
“Нет, власть тогда была — не еврейская, нет.
Власть была интернациональная. По составу изрядно и русская. Но при всей
пестроте своего состава — она действовала соединенно, отчетливо антирусски
(здесь и далее выделено Солженицыным. — М.Д.), на разрушение русского
государства и русской традиции”. Евреев же — всех, всю нацию — А.И. обвиняет в
том, что они “не помешали в несколько месяцев выйти вперед именно
евреям-большевикам, а те с жестоким избытком использовали привалившую власть”.
“Помешать” — это как? Запереть в гетто?
“Евреи, — продолжает ВПЗР, — приняли “непомерное
участие” в создании “государства — не только нечувствительного к русскому
народу, не только неслиянного с русской историей, но и несущего все крайности
террора своему населению”.
Таким образом, обвинения предъявлены — все те
же, невежественные и черносотенные. И хотя высказаны они не в охотнорядских
выражениях, а в псевдолитературных, менее подлыми от этого не становятся.
Солженицын лжет, причем сознательно, справедливо надеясь на нашу
необразованность.
Попробуем разобраться.
Была ли советская власть “неслиянной с русской
историей”? Действительно ли она означала “разрушение русского государства и
русской традиции”?
Замечательный русский философ, свидетель и
участник революционных событий, непримиримый противник большевиков, высланный
ими из России на знаменитом “философском пароходе”, Николай Бердяев писал
(“Истоки и смысл русского коммунизма”):
“Большевизм оказался наименее утопическим и
наиболее реалистическим, наиболее соответствующим всей ситуации, как она
сложилась в России в 1917 году, и наиболее верным некоторым исконным русским
традициям, и русским исканиям универсальной социальной правды, понятой
максималистически, и русским методам управления и властвования насилием”.
Ленин, по словам Бердяева, “соединил в себе две традиции — традицию русской
революционной интеллигенции в ее наиболее максималистических тенденциях и
традицию русской исторической власти в ее наиболее деспотических проявлениях”.
Большевики “создали полицейское государство, по способам управления очень
похожее на старое русское государство. Марксизм-ленинизм впитал в себя все
необходимые элементы народнического социализма, но отбросил его большую
человечность, его моральную щепетильность как помеху для завоевания власти. Он
оказался ближе к морали старой деспотической власти”.
Так что же — “неслиянно”? Может быть,
Солженицын считает себя философом и историком, куда более значительным и
осведомленным, чем Бердяев? Наверняка именно так ВПЗР и считает. Вероятно,
именно поэтому в эпохальном труде А.И. мы не найдем даже упоминания об этой
знаменитой книге Бердяева.
Что ж — что правда, то правда: власть
большевиков стала трагедией для России. В очередной раз народ был обманут в
своих надеждах на социальную справедливость, а страна оказалась под властью
советской бюрократии (как заметил Бердяев, “более сильной, чем бюрократия
царская”) и нового деспотизма, куда свирепее прежнего. Но все это, к сожалению,
вполне соответствовало “исконным русским традициям”.
Далее. Согласно Солженицыну, власть большевиков
была “по составу изрядно и русской”, но вот участие в ней евреев —
“непомерное”. “Изрядно” — это сколько? И что считать “непомерным”?
Непомерным количеством “неарийских” фамилий
А.И. создает у читателя впечатление, будто вся российская власть, начиная с
1917 года, была еврейской. Достоверных сведений при этом не приводит — это у
него вообще такая “творческая манера”. К примеру, Совнарком: до конца 20-х
годов его роль в политической жизни страны была исключительно важной. А с 1929
года важнейшие решения принимались уже партийным руководством. Так кто же в
действительности руководил страной?
При Ленине среди 15 членов Совнаркома был один
еврей (Троцкий) и один грузин (Сталин). Все остальные были русскими. После
смерти Ленина председателем Совнаркома стал Алексей Иванович Рыков. У Солженицына
он упомянут мельком (“этнически русский” деятель партийной оппозиции Сталину),
но о том, что Рыков 6 лет возглавлял правительство России, — ни слова. Из 8
заместителей Рыкова — один еврей (Каменев), один латыш, один украинец, двое
грузин и трое русских. С 1923 по 1930 год наркомами были 23 человека: пятеро
евреев (среди них — те же Троцкий и Каменев), один молдаванин (Фрунзе), один
поляк (Дзержинский), один латыш (Рудзутак), один армянин (Микоян), двое грузин
(Сталин и Орджоникидзе); остальные 12 (более половины, не считая Рыкова) —
русские.
А все вместе, согласно Солженицыну, — “пена
интернациональная”.
С 1930 по 1941 год председателем Совнаркома был
Вячеслав Молотов — ясное дело, “этнически русский”. Солженицын упоминает его
более 10 раз, но ни разу — о том, что он был главой правительства. Кстати, ни
слова не говорит А.И. и о том, что именно Молотов вместе со Сталиным несет
основной груз ответственности за организацию массовых репрессий.
В Политбюро ЦК ВКП(б) в 20-е годы евреев было
трое: Троцкий, Зиновьев и Каменев. Между собой они, мягко говоря, не ладили, да
и евреи они — только по происхождению. А с 1927 года “лиц еврейской
национальности” в правящих партийных кругах практически не осталось. После XV съезда ВКП(б) (декабрь 1927 г.) Пленум ЦК
утвердил список руководства партии. Поскольку эти данные Солженицын тщательно
замалчивает, приведем этот список полностью.
Члены Политбюро: Бухарин, Ворошилов, Калинин,
Куйбышев, Молотов, Рыков, Рудзутак, Сталин, Томский — семеро русских, один
грузин, один латыш.
Кандидаты в члены Политбюро: Андреев,
Каганович, Киров, Косиор, Микоян, Петровский, Угланов, Чубарь — шестеро славян
(русских или украинцев), один армянин и один еврей.
Именно они — члены и кандидаты в члены
Политбюро ЦК — принимали решения о ликвидации нэпа, коллективизации, начале
массовых репрессий. Некоторые — Бухарин, Рыков, Угланов, Томский — пытались
воспротивиться “генеральной линии” и были уничтожены.
Впоследствии состав Политбюро в национальном
отношении практически не менялся. К примеру, в 1939 году, после XVIII съезда ВКП(б), из 9 членов Политбюро шестеро
были русскими (Андреев, Ворошилов, Жданов, Калинин, Молотов, Хрущев), один
грузин (Сталин), один армянин (Микоян) и один еврей (Каганович).
Солженицын неспроста избегает этих подробностей.
Потому что высшая власть страны по своему национальному составу была не
“изрядно русской”, а подавляюще русской. Еврейского участия в ней с 1927 года
практически не было. Один лишь Каганович — твердолобый сталинский сатрап —
оставался членом Политбюро до 1957 года.
Но и в первое десятилетие советской власти все
было не совсем так, как это описывает Солженицын. Или даже совсем не так. Уже
тогда членство в партии было основой для номенклатурной карьеры. Однако в 1922
году евреи составляли 5,2% членов ВКП(б), а русские — 72%. Приводя эти данные,
А.И. спешит добавить: дескать, “наверху” удельный вес евреев “был значительно
выше”. Действительно, в 20-х и первой половине 30-х годов евреи-большевики
входили в руководство и партийных, и хозяйственных органов власти. Но так ли уж
“выше”? Все это время советская власть держалась на “старой партийной гвардии”
(выражение Ленина). В нее входили те члены партии, которые вступили в нее до
октября 17-го года. Ленин называл эту “гвардию” “тончайшим слоем”, который
обладал в партии и в стране “громадным, безраздельным авторитетом”. Именно из
этого слоя и рекрутировалось начальство всех рангов и уровней.
В 1922 году “гвардейцев” было 44148 человек. Из
них подавляющее большинство — русские (65%). Евреев же — 3146
(7,1%). (Д.А.Чугаев, “Коммунистическая партия — организатор СССР”.)
Эти сведения у Солженицына отсутствуют: они
развенчивают миф о “еврейском засилье”. А на этом мифе, как на краеугольном
камне, держится “историческое исследование” “живого классика”.
ВПЗР и террор: “красный” и “большой”
“Население России — в целом — сочло новый
террор “еврейским террором”, — пишет Солженицын.
Антисемиты всегда говорят от имени “населения”.
“Живой классик” — не исключение. Он сладострастно называет фамилии евреев, служивших
в органах ВЧК-ОГПУ, в запале причисляя к ним и неевреев (современный историк
Геннадий Костырченко заметил, что это — “от недостаточного знания фактов”).
При этом, следуя своей обычной манере,
Солженицын упрямо обходит вопрос: сколько же евреев насчитывалось в руководстве
и прочих структурах органов госбезопасности? Более того: используя в своих
неблаговидных целях современные исторические исследования, ВПЗР не гнушается
прямыми подтасовками и явным искажением смысла научных публикаций. К примеру, он
ссылается на известную работу Льва Кричевского “Евреи в аппарате ВЧК-ОГПУ в
20-е годы”. “В 1918 году, — цитирует Кричевского Солженицын, — в эпоху красного
террора национальные меньшинства составляли около 50% центрального аппарата
ВЧК”.
Обратите внимание на совершенно точную и
корректную формулировку Кричевского — “национальные меньшинства”. Далее “живой
классик” добавляет уже от себя: “На фоне множества латышей и изрядного числа
поляков весьма заметны и евреи”. Так сколько же их было? Оказывается, евреи составляли
3,7% от общего числа сотрудников аппарата ВЧК. А среди “ответственных и
активных сотрудников” этого ведомства евреев было — 8,6%. Эти цифры — у
Кричевского. У Солженицына они отсутствуют.
Зато он с особенным удовольствием пишет о том,
что “из 12 следователей отдела по борьбе с контрреволюцией — наиболее важного в
структуре ВЧК” евреев была — половина. Кричевский объясняет сей “перекос”
вполне логично: эти шестеро были людьми “с более высоким образовательным
цензом”, потому-то их и поставили на эту работу. Этого объяснения у Солженицына
нет. Оно ему не нужно.
По сведениям того же Кричевского, в сентябре
1918 года следователями в ВЧК работали 42 человека. Из них: латышей — 14,
русских — 13, евреев — 8, поляков — 7. Но и этих цифр мы у Солженицына не
найдем. Он вообще избегает сводных данных, потому что они вдребезги разбивают
его концепцию о “засилье евреев”.
Правда, в середине 30-х в центральном аппарате
НКВД некоторое время наблюдался некоторый переизбыток “лиц еврейской
национальности”. Наркомом внутренних дел был тогда Генрих Ягода — тоже из них.
В его ближайшем окружении (по состоянию на 1.10.1936 г.) работали 43 еврея (39%
руководящих кадров) и 33 русских (30%). Эти данные приведены в справочнике “Кто
руководил НКВД в 1934—1936 гг.”, доступном любому желающему.
Вот тут бы “живому классику” и разгуляться. Ну
как же — явный ведь “перекос”!.. Ан нет: молчит А.И. Почему? Все просто. В
конце 1936 года Ягоду на посту наркома внутренних дел сменил Николай Иванович
Ежов. А в 37-м начался “большой террор”. За два следующих года число
расстрелянных более чем в семь раз превысило число убитых за все остальные 22
года сталинизма. При этом, с приходом Ежова, число евреев среди руководящих
работников НКВД сократилось с 43 до 6. Доля же русских в руководстве наркомата,
напротив, резко увеличилась — с 33 до 102 человек (67%). Потому-то и не с руки
Солженицыну писать об этом. Ибо тогда придется сделать очевидный вывод:
“большой террор” осуществили отнюдь не евреи...
ВПЗР и Гитлер
В первом томе “200 лет вместе” я обнаружил
любопытное высказывание автора:
“Системы капиталистическая в экономике, в
торговле и демократическая в политическом устройстве — по большей части детище
евреев, и они же для расцвета еврейской жизни наиболее благоприятны”.
То есть вообще-то ничего особенного в этой
фразе г-на Солженицына не содержится. Заурядная антисемитская банальность. Но
вот что забавно: очень уж она напоминает высказывание другого г-на, и тоже —
весьма известного:
“Экономическая система наших дней — это
творение евреев. Она находится под их исключительным контролем. Конечной целью
евреев на этой стадии развития является победа демократии”. Адольф Гитлер, “Моя
борьба”.
Нет, не плагиат. Во всяком случае, не явный:
дословного совпадения не наблюдается. А вот по сути — очень даже похоже.
Прямо-таки один к одному.
Может быть, случайность? Чего не скажешь в
юдофобской запальчивости...
Г-н Солженицын, том второй:
“Стратегически задуманный Лениным удар по
русскому народу как главному препятствию для победы коммунизма — успешно
осуществлялся и после него. В те годы — Коммунизм всей своей жестокостью мозжил
русский народ. Коллективизация, больше всех других коммунистических действий,
явно отвергает всякие теории о “национальной”, якобы “русской”, диктатуре
Сталина. О содействии же в коллективизации правящих коммунистов-евреев — стоит
помнить, что оно было усердно и талантливо. 15 миллионов крестьян разорены,
согнаны, как скот, с их дворов и сосланы на уничтожение в тайгу и в тундру”.
Теперь сравним:
“Марксизм стремится к тому, чтобы отдать всю
власть в руки евреев. Самым страшным примером в этом отношении является Россия,
где евреи в своей фанатической дикости погубили 30 миллионов человек,
безжалостно перерезав одних и подвергнув бесчеловечным мукам голода других, и
всё это только для того, чтобы обеспечить диктатуру над великим народом”.
Адольф Гитлер, “Моя борьба”.
А второй-то автор поталантливее будет. Короче
излагает. Да и понятнее.
Что же касается цифр, то фюрер об их
правдоподобии никогда не заботился. Однако классику надо бы аккуратнее. “Всего
оказались выселенными почти три с половиной миллиона крестьян” (“История
России, ХХ век”). Откуда взялись “15 миллионов”? Да оттуда же, откуда у Гитлера
— 30. Что же касается “правящих коммунистов-евреев”, то из 10 членов Политбюро
еврей тогда был один — Каганович...
Должен отметить, что “историк” Солженицын
склонен к экстравагантности не только в цифрах. Дорогого стоит его
“историческое открытие”: “Троцкий явился единовластным руководительным гением
Октябрьского пререворота. Трусливо скрывшийся Ленин ни в чем существенном в
переворот не вложился”. После такой “сенсации” уже не удивляешься тому, что
Брестский мир у Солженицына подписывает еврей Иоффе, Чичерина ВПЗР не упоминает
вовсе. Или вот, например:
“9 февраля (1953 г. — М.Д.) в советском
посольстве в Тель-Авиве взорвалась бомба. 11 февраля СССР разорвал
дипломатические отношения с Израилем. Конфликт вокруг “дела врачей” от того
становился еще острее. Взрыв мирового гнева совпал с быстрым действием
внутренних сил, которые, может быть, и покончили со Сталиным.
После публичного коммюнике о “деле врачей” —
Сталин прожил всего 51 день. Освобождение из-под стражи и бессудебное
оправдание врачей были восприняты старшим поколением советских евреев как
повторение пуримского чуда: Сталин сгинул именно в день Пурим, когда Эсфирь
спасла евреев Персии от Амана”.
Давно известно и подтверждено независимыми
экспертами: Сталин умер от кровоизлияния в мозг. По Солженицыну, однако, “вождя
народов” сгубили жи... — то есть, извините, евреи. И приурочили это к своему
празднику Пурим.
Смелая гипотеза. Фюрер позавидовал бы.
ВПЗР и Великая Отечественная война
Во втором томе солженицынского творения эта
тема — единственная, на которую откликнулись мои коллеги. Понять их можно:
большего бесстыдства до сих пор читать не приходилось.
Совсем недавно всплыла старая работа
Солженицына “Евреи в СССР и в будущей России”. А.И. написал ее в 1968 году, но
публиковать не стал. Иначе — не видать бы ему Нобелевской премии. Он и сегодня
открещивается от этой работы, но слов из песни не выкинешь. А в песне этой
есть, к примеру, такие слова: “Я видел евреев на фронте. Знал среди них
бесстрашных. Не хоронил ни одного”.
Очень похоже на иронические строки Бориса
Слуцкого:
“Пуля меня миновала,
Чтоб говорилось нелживо:
“Евреев не убивало!
Все воротились живы!”
Слуцкий ушел на фронт добровольцем, был тяжело
ранен, вернулся в строй, в конце войны получил тяжелейшую контузию. Другой
поэт, Павел Коган, имевший “белый билет” (он очень плохо видел), тем не менее
прорвался на фронт, и тоже добровольцем. Погиб.
В книге “200 лет вместе” бесстыжий классик
пишет:
“Участниками войны считались и 2-й, и 3-й
эшелоны фронта: глубокие штабы, интендантства, вся медицина, многие тыловые
технические части, и во всех них, конечно, обслуживающий персонал, и писари, и
еще вся машина армейской пропаганды, включая и переездные эстрадные ансамбли,
фронтовые артистические бригады, — и всякому было наглядно: да, там евреев
значительно гуще, чем на передовой”.
Не только бесстыжие — еще и подлые строчки.
На фронтах Великой Отечественной воевали
полмиллиона евреев. Почти половина из них — погибли. Три четверти павших
составляли рядовые солдаты и сержанты, остальные — младшие лейтенанты,
лейтенанты и старлеи; иными словами, тот самый “первый эшелон”, в котором, по
утверждению Солженицына, евреев было не густо.
Опровергать вранье “живого классика” можно было
бы еще долго. Рассказать о том, что четверо евреев повторили подвиг Матросова,
причем один из них, Абрам Левин, закрыл вражескую амбразуру своей грудью на год
раньше Матросова. 14 летчиков-евреев повторили подвиг Гастелло. Четверо
совершили воздушный таран. Еще четверо бросились с гранатами под танки. Пятеро
подорвали гранатами себя и окруживших их гитлеровцев. И сколько было евреев —
Героев Советского Союза. Примеров — множество, их приводит в нескольких своих
статьях мой коллега Валерий Каджая. Солженицыну они, конечно, хорошо известны.
Но — не нужны. Как и другим антисемитам.
Разговаривая со многими людьми военного
поколения, я пришел к выводу: те, кто утверждает, будто во время войны евреи
отсиживались в тылу, сами на передовой скорее всего не были. Потому что те, кто
сражался на передовой, истину знают.
А как же Солженицын? — спросите вы. Ведь он же
фронтовик...
И тут обнаруживаются любопытные обстоятельства.
Если о лагерном прошлом А.И. известно немало, то о военном — практически
ничего. Эту тему “живой классик” старательно избегает. Неужто из скромности,
которой он никогда не отличался?
Ну, прежде всего. Сам А.И. в добровольцы
почему-то не записался. Ждал, пока призовут. А пока — спокойно дождался первого
сентября, начала учебного года, и пошел учить детишек математике.
Да и на фронте Солженицын был отнюдь не в
первом эшелоне. Он даже принимал там свою первую жену, Наталью Решетовскую,
которая гостила у него (на фронте!) три недели. Решетовская вспоминает:
“Немного побездельничав, я начала знакомиться с
работой, понять оказалось легко. Все дело в том, чтоб расшифровывать
замысловатые синусоиды, которые приборы выстукивали на звукометрической ленте.
Интересно! В свободное время мы с Саней гуляли, разговаривали, читали. Муж
научил меня стрелять из пистолета.
У себя на батарее Саня был полным господином,
даже барином. Если ему нужен был ординарец Голованов, блиндаж которого
находился с ним рядом, то звонил: “Дежурный! Пришлите Голованова”. Вверенный
ему “народ”, его бойцы, кроме своих непосредственных служебных обязанностей,
обслуживали своего командира батареи. Один переписывал ему его литературные
опусы, другой варил суп и мыл котелок, третий вносил нотки интеллектуальности в
грубый фронтовой быт”.
На передовой Солженицын никогда не был. Он
командовал батареей звуковой разведки (БЗР), которая располагалась, по
определению А.И., во 2-м, 3-м, а то и в 5-м эшелоне. Во всяком случае — никак
не в 1-м. По звукам выстрелов вражеской артиллерии БЗР определяла ее
местонахождение и передавала эти данные своим батареям. А вот те-то и занимались
настоящей военной работой.
И два своих ордена, как выяснил Валерий Каджая,
Солженицын получил не за храбрость в бою, а не выходя из блиндажа — когда после
двух битв и побед в них награды раздавались всем подряд.
Так что военные годы Александр Исаевич провел
вполне благополучно. Как выясняется, он всегда и всюду умел неплохо устроиться.
В лагере он с самого начала пошел в “придурки” — сумел стать “заведующим
производством”, то есть старше нарядчика и начальником всех бригадиров!”.
Потом, выдав себя за физика-атомщика, попал в шарашку, где вполне сносно (по
сравнению, конечно, с лагерем) провел большую часть своего заключения. И чтобы
остаться в “придурках”, даже записался в стукачи под кличкой Ветров.
Утверждает, правда, что не стучал. А после шарашки, уже в экибастузском лагере,
он вновь — и нормировщик, и бригадир...
В вину ему это ставить негоже: выживал как мог.
Приспосабливался. Но вот сам-то он именно это ставит в вину другим. Сам-то он
всегда вел себя именно так, как — по его мнению — вели себя столь нелюбимые им
евреи. Другими словами, Солженицын приписал им то, что ему неприятно вспоминать
о себе.
ВПЗР и культур-мультур
С советской (читай — еврейской) культурой
Александр Исаевич разбирается вполне по-большевистски: быстро и безапелляционно.
Замечательный композитор Исаак Дунаевский у него — “зорко не упускал ступенек
советской карьеры. Тут и Матвей Блантер (автор знаменитой “Катюши”, а также
одной из самых прекрасных военных песен — “В лесу прифронтовом”. — М.Д.), и
братья Даниил и Дмитрий Покрассы. Еще же Оскар Фельцман, Соловьев-Седой — не
берусь представить в полноте. (Захватывая годы и позже, чтоб к этой теме не
возвращаться: поэты-песенники Илья Френкель, Михаил Танич, Игорь Шаферан,
композиторы Ян Френкель, Владимир Шаинский, не продолжаю.) Сколько ж они все
настукали оглушительных советских агиток в оморачивание и оглупление массового
сознания, — и начиняя головы ложью, и коверкая чувства и вкус?”
Но особенно досталось Александру Галичу. На его
творчество Солженицын растратил аж 6 страниц своего драгоценного
“исследования”, продемонстрировав абсолютную глухоту к поэзии и заставив
усомниться в умственных способностях нобелевского лауреата.
А как же русские? Ведь в названии
солженицынской книги продекларировано: “вместе”... Где все эти бубенновы,
грибачевы, софроновы, шпановы и прочие шевцовы, имя коим легион? Уж сколько они
“настукали оглушительных советских агиток” — никакому учету не поддается...
Есть, есть русские. Во всяком случае — один:
Евгений Евтушенко. Престарелому “живому классику” очень не нравится
евтушенковский “Бабий Яр”. Вот заключительные четыре строчки этого знаменитого
стихотворения:
“Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
Я всем антисемитам, как еврей,
И потому — я настоящий русский!”
“Своим “Бабьим Яром” Евтушенко причислил себя к
евреям по духу”, — злобно пишет А.И. Ощутить боль другого народа, как свою, —
это, по мнению Солженицына, всего лишь дань моде и игра на потребу публике.
По себе судит.
Кстати, нечто подобное не так давно высказывал
генерал-неандерталец Альберт Макашов. Жид для него — не только иудей, но и
русский, который “еврей по духу”.
Историк Геннадий Костырченко (на его книгу
“Тайная политика Сталина” А.И. ссылается довольно часто, по своему обыкновению
обдирая цитаты — до полного искажениях их смысла) отмечает, что Солженицыну
“ближе расовый подход к еврейству, хотя, по понятным причинам, он этого не
афиширует”.
Что же касается “оморачивания и оглупления” и
вообще — холуйства, то тут Александр Исаевич явно кое-что забыл. Оно и понятно:
говоря его словами, “о себе — плохое так трудно помнить”.
В марте 1963 года Хрущев выступил перед
творческой интеллигенцией с погромной речью. Досталось многим, но не
Солженицыну: его пока не трогали. А спустя несколько дней А.И. позвонил
помощнику Хрущева, Лебедеву, который записал разговор (цитирую по книге
Владимира Войновича “Портрет на фоне мифа”). Солженицын говорил:
“Я глубоко взволнован речью Никиты Сергеевича
Хрущева и приношу ему глубокую благодарность за исключительно доброе отношение
к нам, писателям, и ко мне лично, за высокую оценку моего скромного труда. Мой
звонок Вам объясняется следующим: Никита Сергеевич сказал, что если наши
литераторы и деятели искусства будут увлекаться лагерной тематикой, то это даст
материал для наших недругов, и на такие материалы, как на падаль, полетят
огромные жирные мухи.
Мне будет очень больно, если я в чем-нибудь
поступлю не так, как этого требуют от нас партия и очень дорогой для меня
Никита Сергеевич Хрущев”.
Далее Владимир Лебедев добавляет: “Писатель
Солженицын просил меня, если представится возможность, передать его самый
сердечный привет и наилучшие пожелания Вам, Никита Сергеевич. Он еще раз хочет
заверить Вас, что хорошо понял Вашу отеческую заботу о развитии нашей советской
литературы и искусства и постарается быть достойным высокого звания советского
писателя”.
По-видимому, надо понимать так, что вот это и
значит — “жить не по лжи”.
От дальнейших комментариев воздержусь.
Postscriptum: ВПЗР и койоты
Из воспоминаний Солженицына о жизни в Вермонте:
“Но кого я ласково люблю — это койотов: зимой
они часто бродят по нашему участку, подходят и к самому дому и издают свой
несравнимый сложный зов: изобразить его не берусь, а — очень люблю”.
Койот — самый примитивный представитель псовых
(сборник “Американские прерии”). Питается кроликами, мышами, насекомыми и
падалью. У него плохая репутация — недаром его называют “луговым шакалом”. Как
и шакал, койот труслив и коварен. Его вой обычно производит на людей тягостное
впечатление.
Солженицын койотов — любит. “Ласково”.
Марк Дейч
Опубликован в газете "Московский
комсомолец" №601 от 22 марта 2000
